Образ Мамая в русском летописании

В отечественной историографии правитель Золотой Орды Мамай удостоился самых отрицательных отзывов, какими только характеризовались враги России. Он предстает «злочестивым», «окаянным», «поганым», «беззаконным», «безбожным», «старым злодеем» и т. д. Эти характеристики могут быть отнесены к проводимой им в отношении Руси политики, но некоторые источники пошли дальше и приписали ему ряд негативных личностных черт; так, он легко впадает в гнев: «взъярися злобою», «възбоуав и възгоревся, гневаяся», «разъярился взором и помутился умом и распалился лютой яростью»; недостойно ведет себя, получив вести о поражении: «скорбяще зело и лицо свое одирающе, и ризы своя растерзающе», «затрепетав от страха и громко восстенав»; а после поражения на Куликовом поле Мамая характеризуют как «бежавша и посрамлена и поругана, пакы гневашеся, неистовяся, яряся и съмущашеся». В политическом же отношении Мамай на долгие века стяжал недобрую славу узурпатора власти в Орде, ханоубийцы, врага Руси. Таким образом Мамай представлен в русской историографии как классический тип антигероя, настоящий дьявол во плоти (кстати, «плотный диавол» - также одна из часто встречающихся характеристик Мамая).

Примечательно, что подобные характеристики встречаются не только в произведениях древнерусской литературы, но и в летописях, которые отражают официальную позицию их заказчиков – т. е. русских князей. Это наводит на мысль о том, что намеренное искажение образа Мамая производилось с определенной целью. Но с какой именно? Прежде всего, рассмотрим, насколько обоснованны приписываемые Мамаю преступления.

Большинство летописцев представляют его едва ли не как зачинщика ордынской междоусобицы, получившей название «Великая замятня»: «Мамае замяте всемъ царством…, и бысть мятежъ великъ въ Орде». Анализ восточных источников показывает, что Мамай не только не был инициатором этой смуты, но и вступил в междоусобицу позже других ордынских князей, а на первом ее этапе предпринял все меры по спасению и охране ханского семейства, оставшегося без другой защиты после гибели Бердибека. Ханские жены и родичи были переправлены Мамаем в Крым, и только после этого он вмешался в борьбу в Орде.

Еще один миф, созданный русскими летописцами и охотно поддерживаемый более поздними исследователями – узурпация Мамаем власти в Орде. Большинство летописей подчеркивают, что «царя имеяху у себе въ Орде не владеюща ничимъ пред Мамаем, но все стареишиньство воздержаше Мамаи и всеми владеяше въ Орде». Ряд летописцев даже сообщает: «Некоему убо у нихъ худу цесарюющу, а все деющю у нихъ князю Мамаю» – т. е., прямо обвиняет Мамая в незаконном захвате ханской власти («царем» или «цесарем» на Руси назывался именно хан Золотой Орды, тогда как сам Мамай в большинстве источников именовался «князем»). Позицию русских летописцев охотно приняли и более поздние исследователи: «узурпатором» считают Мамая и А.Ю. Якубовский, и А. А. Горский. А Л. Н. Гумилев пошел еще дальше, охарактеризовав Мамая вообще как «врага Чингизидов» и создателя собственной державы, противостоящей Золотой Орде!

Мамай, согласно указаниям ряда источников и мнению большинства исследователей, принадлежал к племенным вождям киятов , имел крупные владения и многочисленных сторонников, но, в отличие от многих других ордынских аристократов, никогда не стремился ни к ханской власти, ни к созданию независимого государства. На основании косвенных свидетельств также высказано предположение, что он был родственником знаменитой ханши Тайдулы и ряда высших ордынских сановников сер. XIV в. Кроме того, он породнился и с родом Чингизидов, женившись на дочери хана Джанибека или Бердибека, и получил титул «гургена», ханского зятя. В течение всего времени своего правления он сохранял верность наиболее законной ветви ханского рода – потомкам основателя Золотой Орды Бату: хотя формально все Чингизиды имели равные права на ханский титул, трон традиционно занимала именно ветвь Батуидов. Сам Мамай обладал практически неограниченной властью и полномочиями (тут летописи не преувеличивают) не в результате узурпации, а потому что занимал пост беглер-бека – первого министра в правительстве Орды, что подтверждается официальными документами, в частности – ханскими ярлыками. И отметим, что в это смутное время многие ордынские феодалы и даже царевичи-Чингизиды признавали власть «Мамаева» хана и самого беглер-бека. В конце 1370-х гг. Мамаю удалось объединить все земли от западных границ Орды, начинавшихся у порогов Днепра, до правого берега Волги.

Не был Мамай и ярым противником Москвы, каким стараются представить его летописи и исследователи. Практически все его набеги на Русь совершались на земли Рязанского или Суздальского княжеств – соперников Москвы. Первый ярлык на великое княжение, выданный «Мамаевым» ханом, был выдан именно московскому князю Дмитрию Ивановичу. Первое открытое столкновение с московскими войсками произошло только в 1378г. (битва на Воже), и даже после него Мамай сохранял с Москвой мирные отношения: в 1379г. «Мамаев» хан выдал ярлык на митрополию именно московскому ставленнику Митяю.

Что же заставило русских летописцев дать этому деятелю, бывшему для Руси не хуже других ордынских правителей, столь негативную характеристику? В основе принятой русскими правителями в отношении Мамая позиции лежат причины политического и в значительной степени правового характера.

Как раз на первую половину 1370-х гг. приходится пик ордынской междоусобицы, когда в борьбу за трон вступили представители сразу трех (а по некоторым данным – четырех) ветвей Джучидов – потомки Бату, Шибана, Туга-Тимура и, возможно, Орду-Ичена. Батуиды, как уже отмечалось, в силу традиции, обладали неким преимуществом в правах на трон, хотя по закону представитель любой ветви Джучидов мог его занять. Эта ситуация четко понималась и на Руси, правители которой увидели реальную возможность либо сбросить свою зависимость от Орды, либо реально уменьшить ее. Однако в течение полутора веков ордынский хан воспринимался на Руси как «царь», верховный сюзерен, и выступление против него считалось бы мятежом, а потому в случае поражения последствия для мятежником могли быть самыми тяжелыми.

Чтобы придать антиордынскому движению законный характер, русским правителям необходимо было представить нелегитимной власть самого ордынского хана. Это было сделать тем проще, что несколько ханов правили одновременно, и каждый из них считал остальных узурпаторами власти. Московские правители в этой ситуации приняли сторону не более законной ветви, поддерживаемой Мамаем, а ее противников – «пришлых» ханов из восточных регионов Орды, сначала Шейбанидов, затем – Туга-Тимуридов. Их выбор легко понять: поскольку эти «пришлые» ханы не имели сильной поддержки в Поволжье, которым стремились овладеть, можно было надеяться, что они будут целиком погружены во внутренние междоусобицы и перестанут уделять внимание «Русскому улусу».

Именно тогда и начинается кампания по созданию образа Мамая как узурпатора власти, незаконного правителя. Начало ее относится, вероятно, к 1374г., когда он потерпел очередное тяжелое поражение в борьбе за Сарай: именно под этим годом летописи отмечают «розмирье» Москвы с Мамаем, когда великий князь Дмитрий Иванович отказался платить дань Орде, мотивируя отказ тем, что повеление о выплате исходит не от законного хана, а от «князя» Мамая. В дальнейшем образ Мамая, как незаконного правителя – в противовес «законным» (а на самом деле – менее могущественным и, следовательно, более выгодным Москве) сарайским ханам закрепляется в официальной историографии: ряд источников уже именует Мамая «царем» и обвиняет его в убийстве даже возводившихся им самим ханов, что также охотно поддержали и развили более поздние историки. И хотя сообщения самих же летописей противоречат последнему утверждению (в большинстве из них сообщается, что на Куликовом поле русские войска сражались против «поганого царя Теляка,… нареченнаго плотнаго диавола Мамаа» ), образ Мамая, как узурпатора, был успешно создан. Следствием из него стало признание незаконным и поддерживаемого им хана, выступление против которого рассматривалось уже не как мятеж, а как помощь верноподданного вассала законному сарайскому хану в восстановлении власти над всей Ордой. Однако, в результате на Руси существенно изменилось отношение к ханской власти в целом: ордынский «царь», законность статуса которого однажды была подвергнута сомнению, перестал восприниматься как безусловный верховный сюзерен; более того, русские князья, начиная с Дмитрия Донского, стали именоваться «царями» (хотя и не получили международного признания в этом статусе).

Итак, задача, поставленная перед летописцами их заказчиками, была успешно выполнена: признанный «нелегитимным» правитель Мамай потерпел крах и погиб. Но, вместе с тем, не оправдались ожидания московских правителей о прекращении зависимости от Орды: новый «законный» хан Тохтамыш сумел объединить ее и к 1382г. восстановил в полном объеме власть над русскими землями.

Представление Мамая узурпатором, а ордынской власти над Русью – нелегитимной в силу массового отражения в древнерусской литературе и в официальных летописных источниках, продолжало сохраняться. Возможно, оно сыграло свою роль и в дальнейшей борьбе Москвы сначала за окончательное освобождение от власти Орды к 1480г., а затем – и в завоевании татарских государств – Казанского, Астраханского, Сибирского. Эту позицию восприняли и поздние исследователи, которые до недавнего времени рассматривали Мамая исключительно как узурпатора власти и врага Руси. Только беспристрастный анализ самих летописей, а также дополнительных источников – восточных хроник и актового материала (в первую очередь – ханских ярлыков), проведенный в самые последние годы (особо следует выделить исследования А. П. Григорьева), позволил оценить этого деятеля более объективно, непредвзято.

Источники:
1. Почекаев Р.Ю. Образ Мамая в русском летописании как средство делегитимизации власти ордынского хана
См. также:
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru